Он воспрял духом.
Вечером Ночной рыцарь будет здесь. Явится по его следу. Станет высматривать и вынюхивать. И тогда настанет время для решительных действий.
Он ногой спихнул в дыру труп и отпрыгнул подальше, чтобы его не забрызгало. Тошнотворный смрад усилился многократно. Он закрыл глаза и раскинул руки.
Нынче вечером. Последнее Возрождение.
Пассана заперли в «обезьяннике», в подвале Центрального управления судебной полиции на улице Труа-Фонтано: с целью защитить то ли его от других, то ли, наоборот, других от его безумия. С противоположного конца помещения доносились крики и стоны — пьяный бред алкашей, жалобы якобы невинно арестованных, бормотание психопатов, ожидающих отправки в спецприемник парижской префектуры.
Он сидел, сжавшись в комок, на прикрученной к стене лавке. Ремень и шнурки у него отобрали. В мыслях царил полный раздрай, мозги были словно ватные. Ему вкололи успокоительное, и он пребывал в каком-то тупом оцепенении, не дававшем ни на чем сосредоточиться. Как будто он находился здесь и одновременно не здесь. Но никакие препараты не смогли заглушить в нем главного побуждения.
Надо отсюда выбираться.
Про психиатра он не думал. Сопляк, наломавший дров, — ему это еще аукнется. Неужели он в самом деле его покалечил? Поди узнай. Гораздо больше Пассана волновал Гийар. Куда этот гад ходил утром? Что еще он затевает? Пассан машинально бросил взгляд на запястье. Черт, часы у него тоже отобрали.
Надо отсюда выбираться.
Сесть к Гийару на хвост и не отпускать ни на миллиметр. Одно неверное движение — и получи пулю в лоб. Пассан понимал, что готов к крайним мерам. И трех суток не прошло, а он уже чуть не размозжил череп подозреваемому, едва не прикончил психиатра и вынашивал план убийства.
В замочной скважине заскрежетал ключ, и он вскочил на ноги.
— Сядь. — Фифи вошел в камеру и закрыл за собой дверь. — Сядь, кому говорю.
Пассан снова опустился на скамью и плотнее запахнул полы куртки, как будто стоял на обдуваемой всеми ветрами палубе корабля. Кожа зудела от высыхающего пота.
— Сейчас пойдешь к прокурору.
— Почему не в суд?
— Дюкло не стал подавать жалобу. Везет тебе, парень. Зато уж в отчете он такого понапишет…
Оливье обхватил голову руками. У него отберут детей. Выгонят с работы… Придется…
— Наоко сообщили?
— Только не мы. Но ты не переживай: она обо всем узнает, адвокат позаботится. Я тут навел кое-какие справки. Сволочь, каких поискать, но со связями. В том числе в нашей конторе. Где она только такое говно подцепила?
Пассан нервно потер плечи. Поразительная осведомленность Дюкло находила свое объяснение. Возможно, Наоко и не продавала его с потрохами.
— А утром-то ты где шлялся?
— Нигде.
— Ты ходил к дому Гийара.
— Ничего подобного.
— Будет врать-то. Альбюи и Малансон засекли тебя на парковке прямо напротив.
Он предпочел оставить эту реплику без ответа.
— Что ты там нарыл? — продолжал допытываться Фифи.
Пассан не собирался рассказывать о своей позорно проваленной слежке. Молча сидел, вжавшись в стену и уставившись взглядом в пол. Но вот что ускользало от его понимания — почему Фифи задает эти вопросы. Очевидно, что-то произошло. Некое событие, связанное с его передвижениями — или с передвижениями Гийара.
— Что случилось? — в конце концов спросил Пассан.
На Фифи была широкая майка с изображением короля рэгги Питера Тоша, утопающего в дымных клубах анаши.
— Леви исчез.
— Как это?
— Не пришел сегодня утром на работу. Не отвечает на мобильник. И тачки его нигде нет.
Зная характер этого типа, можно было найти тысячу объяснений его отсутствия: отсыпается с перепою, отлеживается с намятыми кредиторами боками, нарочно прячется, готовя очередную махинацию, слинял за границу…
— Когда с ним связывались в последний раз?
— Вчера вечером. Он ходил к Гийару.
— Один?
— Больше чем один. Отослал ребят пропустить по рюмке, пока он будет беседовать с подозреваемым.
— И где все это было?
— У автосалона в Обервилье.
— Как долго отсутствовали парни?
— С полчаса. Потом Альбюи с Малансоном вернулись на пост, но Леви уже след простыл. С тех пор от него ни слуху ни духу.
— А Гийар?
— Спокойно пошел домой.
Гипотеза: Леви что-то нашел и решил припугнуть Гийара — или пошантажировать. Что закончилось для него плохо. Связано ли это с его полуденной гонкой через весь город? Пассан решительно тряхнул головой: вряд ли. Слишком напоминает дешевый детектив.
Тем не менее одно обстоятельство представлялось более или менее ясным. Если Леви захотел обвести вокруг пальца Гийара, значит он уже мертв.
— Ты подумал то же, что и я?
Оливье не ответил. Стены темницы угрожающе надвинулись на него со всех сторон.
Фифи забарабанил в дверь. Потом через плечо обернулся к Пассану:
— Пошли. И давай там с прокурором не лезь на рожон. Другого билета на выход тебе не дадут.
19:00. Наоко остановилась неподалеку от дома и стала поджидать Пассана. С детьми она предпочла не встречаться — слишком тяжело потом расставаться. Со своего наблюдательного поста она слышала их крики и смех, доносившиеся из ванной комнаты. Сердце наполнилось болью…
Она спряталась в том заветном уголке участка, который Пассан называл своим дзенским садом. С одной стороны его ограничивала высокая тенистая сосна тунбергия с растущими горизонтально ветками; с другой — клен, чья листва по осени краснела, приобретая цвет крови. Оливье посадил эти деревья, едва купив дом, даже до того, как в нем начали делать ремонт. Затем добавил две японские сосны — по одной в честь рождения Синдзи и Хироки — и, разумеется, вишню. В центре располагался оазис из серой гальки. Чуть дальше, справа, за несколькими валунами, было устроено озерцо размером чуть больше лужи; по его берегам росли камыши и папоротники и даже одна плакучая ива. Подойдя поближе, можно было заметить кувшинки — идеальный образ погруженности в покой. Сверху в озерцо спадал, до блеска омывая камешки, крохотный водопадик.