— Этот эпизод был связан с… актами насилия, которые вы допустили?
— Нет. Сопоставьте даты. Между тем и другим нет ничего общего. Это случилось в девяносто восьмом.
— Подсознание не ведает сроков давности. Вы…
— Бросьте свои штучки. — Пассан поднял руку. — Со мной они бесполезны.
— Почему вам назначили это лечение?
— Откуда я знаю? — проворчал Оливье. — Мне было плохо.
— В профессиональном плане?
— В профессиональном плане. И в личной жизни. Я понял, что больше не тяну. Выдохся. Это с каждым может произойти.
Жалкая защита, но что еще он мог сказать?
— Вы на протяжении восьми лет посещали психоаналитика.
— Точно.
— А сегодня как вы себя чувствуете?
— Я прекратил ходить на сеансы пять лет назад. Сейчас со мной все в порядке.
Психиатр никак не прокомментировал эти слова, но само его молчание, казалось, говорило: «Ну-ну, продолжай питать иллюзии». В отличие от психотерапевтов, психоаналитики лезут из кожи вон, чтобы убедить вас, что до выздоровления ой как далеко, а скорее всего, оно вообще никогда не наступит. Отсюда возникает философский вопрос: а зачем нужны психоаналитики?
Но в настоящий момент Оливье занимало совсем другое. Зачем Наоко подложила ему такую свинью? Чтобы добиться полной опеки над детьми? Сохранить дом за собой? Наихудшая гипотеза предполагала, что она на самом деле боялась его — его грубости, мрака его измученной души, непредсказуемых реакций. Хотела быть уверенной, что ему можно доверить мальчиков.
От этой мысли у него сжалось горло. Он — убийца. Он потерян для общества. Ему нечего делать в мире нормальных, здоровых людей.
— Продолжайте, доктор.
Новый файл. У мальчишки все было срежиссировано заранее, и его давление нарастало крещендо. Пассан с недоумением смотрел на бумаги — это было дело Гийара. Но не обвиняемого Гийара, а Гийара-истца.
— Подозреваемый подал на вас две жалобы.
— Он не подозреваемый. Он преступник.
— Но он пока на свободе.
— Это ненадолго.
Дюкло листал скрепленные степлером страницы: судебные отчеты, предписания, протоколы… Да, у адвоката Наоко длинные руки. Пассан испытал минутное облегчение: возможно, документы психиатру передала вовсе не она.
— Он обвиняет вас в незаконном преследовании. И даже в попытке убийства.
— Ложь. Он под следствием.
— Но вы в нем больше не участвуете. Вас отстранили.
— Вы же и так все знаете, — сказал Пассан, ерзая на стуле. — К чему все эти вопросы?
— Не так давно вы сами стали жертвой угроз. Злоумышленник проник к вам в дом…
Пассану не удалось скрыть удивления. Он опять начал подозревать Наоко. Она сдала его своему адвокату с потрохами.
— Какое все это имеет отношение к моему разводу?
— Вы не думаете, что это месть? Что кто-то затаил на вас зло?
Сыщик снова наклонился вперед. Между ним и его собеседником по-прежнему лежал пистолет сорок пятого калибра, и его ствол глядел на психиатра.
— К чему вы ведете?
— Может быть, тот, с кем вы обошлись слишком жестоко, желает вам отомстить? Тот, кого вы арестовали по ошибке?
Врач говорил все быстрее. Он явно боялся, но старался не показывать своего страха. Мало, что ли, Пассан навидался психов на своем веку? Загнанный в тупик, он готовился к новому нападению, но удар обрушился с неожиданной стороны.
— Эти угрозы могли бы заставить вашу жену сблизиться с вами.
— Простите?
Психиатр снял очки и протер глаза. С него ручьем катился пот. Полицейский и сам сидел со взмокшей спиной. Кондиционер был бессилен охладить пыл двух схлестнувшихся противников.
— На самом деле вы не хотите развода. Угрозы могли обеспечить вам новую роль в семейной жизни. Роль защитника.
Пассан вцепился в край стола. Он чувствовал, как впились в пол ножки стула.
— Вы обвиняете меня в том, что я сам организовал это паскудство?
— Это не моя идея.
— Кто тебе это сказал?
Эксперт замер как истукан. Лицо его побелело. Пассан перепрыгнул через стол и бросился на доктора. Оба покатились по полу. Полицейский успел схватить со стола пистолет.
— Кто тебе это сказал, сучий потрох? — Он приставил ствол к горлу докторишки. — Кто?
— Адвокат вашей жены… А она…
— Сволочь! — Пассан дослал пулю в патронник «беретты».
Довести дело до конца он не успел — на крики сбежались люди, Фифи и полицейские. Они дружно навалились на Пассана и разоружили его.
Жан-Пьер Леви был едва жив. Голова его бессильно свешивалась на грудь. Когда вспыхнул свет, он даже не поморщился. И дело было не в препарате, через капельницу поступавшем в вену. Его доконали темнота и жара — из вентиляционной решетки по-прежнему струился горячий воздух.
Гийар подошел к пленнику. Тело Леви блестело от пота, все целиком, как будто на нем был панцирь. Феникс улыбнулся и проверил капельницу. Уровень жидкости понизился почти на полтора литра, и большая ее часть уже вышла из еврея с потом. Он был готов.
Несколькими точными движениями он скинул одежду и натянул на себя платье. Невесомая легкость ткани оказала самое благотворное воздействие. В зеркале он не нуждался: и так знал, что со своим лысым черепом выглядит в этом оранжевом одеянии как буддийский монах.
Он потряс Леви, который постепенно очнулся, потом фыркнул и принялся недоуменно озираться, силясь понять, почему проснулся в каморке с бетонными стенами, да еще и привязанный к железному стулу. Затем перевел взгляд на мужчину напротив и разразился хохотом.