Но почему-то никто не счел необходимым поставить ее об этом в известность.
— Какая камера?
— В детской.
Наоко вскочила и побежала к детской спальне. Решительно распахнула дверь.
Сердце, кажется, вообще перестало биться. Легкие прекратили перекачивать воздух. Мозг застыл.
И все-таки, когда глазам ее открылась эта картина, что-то еще в душе, более глубокое и органичное, закаменело. Сразу и навсегда.
Пассан сидел в полицейской машине, на полной скорости мчащейся в сторону моста Сюрен, и с методичной яростью сдирал с себя бинты. Его не покидало ощущение, что он снова влезает в свою настоящую шкуру — шкуру легавого.
Ночные новости его не удивили.
Не Гийар был вампиром. Он не был им никогда. Тот, кто вломился в дом, преследовал свою мстительную цель, а значит, Пассану придется все начинать с нуля. По идее, ему следовало чувствовать себя сраженным, отчаявшимся или хотя бы ошеломленным. На самом деле объявление новой войны наполнило его энергией. Не осталось ни боли от ожогов, ни одуряющего воздействия морфина. В крови играл адреналин, обостряя восприятие до предела. В каком-то смысле обещание будущей схватки вернуло его к жизни.
— Мигалку выключи.
Машина подъезжала к его кварталу. Стрелки часов приближались к полуночи, и на улицах Сюрена не было ни души. Моросил мелкий дождь, вместо дворников отмывая асфальт. Но даже небесам было не под силу справиться с грудами мусора, копившимися на вершине Мон-Валерьен.
Водитель затормозил на улице Клюзере. Здесь уже стояли полицейские фургоны, машина «скорой помощи» и автомобили службы криминалистического учета. Вращались фонари на крышах, и в их свете мелькали фигуры в дождевиках и поблескивали флуоресцентные ленты ограждения. Отныне его семья жила внутри периметра безопасности. Вернее сказать, внутри зоны риска, куда полиция регулярно прибывает с опозданием.
Кто-то постучал в стекло машины. Фифи. Бледностью его лицо спорило с белесым светом фар. Оливье выбрался наружу и почти сразу оперся о корпус «пежо». Закружилась голова… Или все еще действует морфин?
— Тебе что, плохо?
— Я хочу видеть детей.
— Подожди.
— Я хочу их видеть! — заорал он.
И зашагал к воротам. Фифи решительно преградил ему дорогу.
— Подожди, говорят тебе. С ними все в порядке. Не дергайся.
— А Наоко?
— У всех все нормально. Но сначала я хочу кое-что тебе показать.
Пассан вопросительно уставился на него.
— Фургон скрытого наблюдения.
Он послушно поплелся за напарником. Земля под ногами качалась. Фургон, замаскированный под строительный грузовик, был припаркован чуть дальше. Старая пыльная колымага со стеклами, замазанными серой краской, — это позволяло тем, кто сидел в машине, следить за происходящим снаружи, самим оставаясь невидимыми. От фургона за милю несло легавыми.
Фифи постучал в заднюю дверцу, и она мгновенно распахнулась. Жаффре жестом пригласил их забираться внутрь. Пассана замутило от запахов пота, мочи и жратвы из «Макдоналдса».
— Я должен объяснить тебе ситуацию, — тихим голосом произнес панк.
Пассан его не слушал. Он смотрел на мониторы. Все камеры работали. Наоко сидела на диване в гостиной, прижимая к себе испуганных Синдзи и Хироки. По комнате сновали полицейские, в глубине виднелись люди в белых комбинезонах. Разлитый в атмосфере страх казался таким осязаемым, что от него дрожала и покрывалась электростатическим туманом картинка.
Другие экраны показывали кухню, столовую, коридор и подвал — здесь хлопотали криминалисты в синих комбинезонах. Значит, по тревоге вызвали всех. И лишь один экран оставался слепым.
— В двадцать два пятнадцать, — пояснил Фифи, — мы вышли покурить.
— Всей капеллой?
Напарник переминался с ноги на ногу, и пол под ним отозвался металлическим лязгом.
— Черт, да мы три часа тут просидели! И хоть бы хны!
— Продолжай.
— Мы вернулись и сразу заметили: что-то не так. Одна камера не работала.
Пассан не сводил взгляда с черного экрана.
— В детской спальне. Мы ломанули в дом.
— А Наоко предупредили? В смысле, позвонили ей?
— Да мы не успели. Вошли и рассыпались. Один — в подвал, другой — на первый этаж, третий — на второй.
— Что было дальше?
— Мы с Жаффре зашли в детскую. Мальчишки спали, но мы нашли убитую собаку. Труп лежал между кроватями.
Пассан все так же ел глазами погасший монитор.
— Дальше? — спросил он.
— Наоко разбудила детей.
— Что вы им сказали?
— Ничего. Наоко не стала зажигать свет. Мы просто перенесли их в гостиную. Диего они не видели.
— И чем ты, мать твою, объяснишь, как это могло случиться?
Фифи присел перед компьютером и застучал по клавишам. Темный экран осветился, но тут же пошел серебристыми полосками.
— Мы ошиблись, — сказал он. — Камеру в детской никто не отключал. Ее просто завесили. Сейчас вернемся назад, и ты сам увидишь на записи…
На мониторе возникла картинка детской комнаты. Никакого движения в ней не наблюдалось — только на стене кружились блики, отбрасываемые ночником Хироки. Угол обзора камеры соответствовал стандартным требованиям безопасности, позволяя видеть обе кровати, дверь ванной и входную дверь. Фифи пустил запись в ускоренном режиме.
Картинка не изменилась. Мальчики спокойно спали в своих кроватях. Звездочки света продолжали кружиться на стене. Больше в комнате ничего не происходило.
И вдруг на пороге ванной возник силуэт. Женщина стояла спиной, низко нагнувшись, и что-то тащила по полу. На ней было темное платье, доходившее до пят. Кимоно. С полами, заляпанными кровью. Словно тень, она пятилась мелкими шажками, какими передвигаются старухи.