— Оливье-сан!
Сигэру нашел машину. Пассан пробрался через толпу и скользнул внутрь салона. Белые перчатки, запах прачечной, автоматически открывающиеся дверцы — японские таксисты, в отличие от парижских, демонстрировали вершину профессионализма.
Пассан отдышался и уселся удобнее, прижимая к груди сумку. Как всегда, ему пришлось смириться с ролью ведомого. Но у него не было иного выхода — он ничегошеньки не понимал в японских надписях, да и с чувством направления у него дела обстояли не блестяще. Кроме того, он знал, что большинство токийских улиц не имеют названий, а дома на них не пронумерованы.
Они ехали примерно двадцать минут. Родители Наоко жили в квартале Хироо — неподалеку от того места, где располагалось посольство Франции. У Пассана сосало под ложечкой от голода, кружилась голова, но, как ни странно, он чувствовал себя счастливым. Его самого поражало, почему Токио — гигантский мегаполис с населением более чем тридцать миллионов — всегда производил на него впечатление гостеприимного города. Куда бы он ни пошел, какая бы толпа его ни окружала, каким бы безумным ни было движение на дорогах, здесь, среди подвесных мостов и непонятных иероглифических надписей, на него нисходило ощущение порядка и безмятежности.
Такси остановилось. Пассан позволил Сигэру расплатиться — он не успел обменять валюту. Еще один минус ему.
Дождь утих, но жара не спадала. Смена декораций. Узкие, пустынные и тихие в этот час, улицы блестели мокрым асфальтом. Вдалеке виднелись клубы пара, поднимавшиеся над общественными банями, зеленело пятно бейсбольного поля, а над головой тянулись переплетения кабелей и проводов, накрывавших Токио рыбацкой сетью. Пассан нередко задумывался, почему страна, превращенная в рай высоких технологий, в области энергетики осталась на стадии развития Дикого Запада с его электрическими столбами. Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: в стране, подверженной постоянному риску землетрясений, не могло быть и речи о том, чтобы зарывать провода в почву, потому что самый слабый толчок привел бы к короткому замыканию в целой сети.
Такси затормозило перед выкрашенными в зеленый цвет чугунными воротами.
Родовое гнездо.
Родители Наоко жили в современном доме без особых отличительных знаков. Строгие линии, серая штукатурка, коричневая черепица. Единственная оригинальная деталь таилась за домом и представляла собой огород площадью примерно пять соток — поразительная роскошь для Японии, где действуют правила жесткой экономии пространства.
Звонить в дверь они не стали и вошли, оставив у порога обувь. Сигэру даже не дал себе труда выкрикнуть традиционное приветствие: «Тадайма!» — означающее: «А вот и я». Дом казался пустым и раскаленным, а ведь обычно в нем было холодно, как в морозильнике. Но сегодня под потолком гостиной вращался всего один вентилятор. Пассан вдруг осознал, что явился в насквозь промокшей одежде, грязный и потный, и понял, что привести себя в порядок будет нелегко.
Он поставил на пол сумку и огляделся. У него было впечатление, что он покинул это место всего пару дней назад. Лишь на стенах появились трещины — следы последнего землетрясения. Начиная с марта, объяснил Сигэру, токийцы переживают по два-три толчка в неделю. Так к чему затевать ремонт, если скоро, возможно, придется заново отстраивать дом? Пассан не удивился. Он привык к стоицизму японцев: если не можешь решить проблему, сделай вид, что ее не существует.
Убранство дома являло собой классический гибрид двух стилей — восточного и западного. С одной стороны, европейская мебель, с другой — традиционное пустое пространство, застланное циновками. Но даже в комнатах, отделанных на современный лад, царствовали японские пропорции. Кипарисовый паркет блестел, словно черный шелк; кремово-шоколадные тона обивки сообщали помещению чисто японскую строгость. На стенах висели в рамках выписанные каллиграфическими иероглифами японские изречения, напоминая каждому, к какой культуре принадлежат хозяева.
Через столовую они перешли в гостиную. Здесь тоже никого не было.
— Они в саду, — улыбнулся Сигэру в ответ на недоуменный взгляд Пассана.
Он открыл застекленную дверь веранды. В комнате пахнуло сыростью. Синдзи и Хироки, оба в шляпах с накомарниками, перебегали с места на место, разглядывая перцы, тыквы и огурцы.
Заметив отца, мальчики перемахнули через грядки и бросились ему в объятия. Всего за пару дней им пришлось сменить несколько домов, бросить школу и совершить перелет через половину земного шара, и вот теперь они почему-то оказались у бабушки с дедушкой вместо того, чтобы ходить в школу. Несмотря ни на что, дети не выглядели обеспокоенными, даже разница во времени не оказала на них угнетающего воздействия.
— Мы собираем помидоры с бабой и дедой! — гордо заявил Синдзи, сдергивая огромные садовые перчатки.
— И еще у нас новая собака! — добавил Хироки. — Его зовут Кристалл!
Мальчики успели перемазаться, но их лица светились счастьем. Пассан приподнял голову и посмотрел на тестя с тещей — они прятались за помидорными кустами, словно сидели в засаде. Он, смуглый, с гладкой, как скорлупа каштана, кожей, широко улыбался, старательно изображая доброго дедушку. Она, маленькая и, в отличие от него, бледная, одетая, как всегда, во что-то серовато-коричневое, махала рукой, как на вокзальной платформе. Ее лицо светилось, словно бумажный фонарик, отбрасывая на окружающих приглушенные косые лучики.
— Окаэри насай! — хором крикнули они, что означало: «Добро пожаловать!»