К тому же благодаря этой встрече Наоко многое узнала о себе самой. Как ни странно, страсть Пассана к традиционной Японии пришлась ей по душе, хотя она давно выбросила из головы россказни о самураях и бусидо, пусть даже сожалея о том, что все это кануло в Лету с экономическим подъемом страны и порожденными им худосочными поколениями.
И вот она обрела воплощение этих ценностей в крепком и грубоватом французе. Атлет с низким голосом, втиснутый в плохо скроенный костюм, который трещал по швам, стоило ему рассмеяться, Пассан на свой лад и был самураем. Он хранил верность Республике, как древние воины были преданы своему сёгуну. Каждое его слово, все его существо дышали прямотой и нравственностью, мгновенно внушавшими доверие.
Как все это далеко…
И вот она разводится. Отныне она не защищена, зато свободна. Говорят, что в пятидесятых годах, в великую эпоху японского кино, каскадеров не существовало. По очень простой причине: ни один актер никогда бы не отказался сыграть в опасном эпизоде, чтобы не потерять лицо.
И она готова сыграть свою роль в жизни без дублера.
Наоко взглянула на кухонные часы: 7:40. Пора будить детей.
— Хочу последний… Хочу последний папин круассан!
— Все, ты уже почистил зубы.
Хироки говорил по-французски, Наоко ответила по-японски. Опустившись в прихожей на одно колено, она застегивала на сыне дождевик. Ей непременно хотелось, чтобы сыновья знали оба языка, но влияние школы, друзей и телевизора склоняло чашу на сторону французского, и она вечно из-за этого переживала.
— А мой мешок для плавания?
Наоко обернулась к Синдзи, засунувшему большие пальцы за лямки рюкзака. Сегодня понедельник, он идет в бассейн. Черт! Не отвечая, она встала и отправилась на второй этаж. Держась за каменные перила, слишком резко свернула в коридор, ударилась бедром об угол и тут же возненавидела эту бетонную халупу, которая состоит из сплошных углов.
В детской она собрала плавки, обязательную шапочку для плавания, махровое полотенце, пакетик с расческой, шампунем, мылом. Все засунула в непромокаемый мешок и вышла из комнаты, взглянув на часы: 8:15. Им бы уже следовало стоять перед школой. Она задыхалась от жары, на лице выступил пот. Ладно, сейчас не до макияжа.
8:32. Наоко притормозила на улице Карно у коллежа имени Жана Mace. Она гнала как безумная, чувствуя, что нервы на пределе. Высмотрела свободное место у самого тротуара, но другой водитель оказался проворнее и опередил ее.
— Урод! — заорала она.
— Мама, ты ругаешься. — Синдзи просунул голову между передними сиденьями.
— Извини.
Она остановилась чуть дальше, во втором ряду, вырубила зажигание, включила аварийку и распахнула заднюю дверцу. Ну и жара.
— Эй, живее! Все на выход! — бросила она по-японски.
Держа в каждой руке по мальчишке, Наоко добежала до дверей. Другие мамаши спешили не меньше. Тут она заметила палочку от леденца, торчащую у Хироки из нагрудного кармашка.
— А это что?
— Папин подарок! — вскинулся мальчик.
— У тебя тоже? — спросила она у Синдзи.
Старший кивнул еще более дерзко.
— Давайте-ка их мне, — приказала она, протягивая руку.
Дети, надувшись, повиновались.
— Вы знаете правило: никаких конфет и леденцов. — Она сунула чупа-чупсы себе в карман.
— Ты это папе скажи, — проворчал Синдзи.
У Наоко защемило сердце, когда она поцеловала их и отпустила, позволив во всю прыть нестись к дверям. При виде того, как рюкзаки подпрыгивают у них на плечах, ощутила, как снова сжимается сердце. Она в который раз задалась вопросом, терзавшим ее дни и ночи напролет: стоило ли затевать развод и позволить, чтобы все пошло прахом? Разве ради двух этих ангелов взрослым не следовало забыть о своих разногласиях? В такие минуты казалось, что ее собственная жизнь не имеет значения.
Она швырнула леденцы в мусорку и села в свой новехонький «Фиат-500». Отъезжая, Наоко сосредоточилась на предстоящем совещании. Она должна предупредить главу предприятия, что банкротство не за горами — стоит только взглянуть на цифры. Но как это лучше сделать? Какие потребуются словесные предосторожности? Японский — сложный язык, в котором, помимо трех отдельных алфавитов, существуют три уровня вежливости — своего рода три этажа, представляющие собой практически отдельные диалекты. Ну а французский? Владеет ли она языком настолько, чтобы объясниться достаточно тактично?
Она проехала по мосту Пюто. Снова зарядил ливень. На въезде в Булонский лес она вздрогнула: показалось, что за ней следят. Наоко подвигала зеркалом заднего вида, но ничего особенного не заметила. В это время дня движение было довольно плотным, и машины проезжали мимо, как обычно.
Она продолжила путь в общем потоке, не имея возможности увеличить или сбросить скорость. Вскоре вид башни отеля «Конкорд Лафайет» внушил ей уверенность. Она бросила взгляд в зеркало заднего вида — все чисто. Отогнав подозрения, снова сосредоточилась на подборе слов для совещания. Как говорят французы, тут необходима деликатность.
Наоко пересекла Порт-Майо и выехала на авеню Гранд-Арме. Завидев Триумфальную арку, почувствовала себя еще увереннее. С годами ей полюбился Париж — его грязь, его красота, серые тона и величие. Здешние нахалы и золотисто-коричневые пивные ресторанчики.
Сегодня Наоко знала наверняка: она принадлежит этому городу.
В горе и в радости.
— Не понимаю я вас, майор. Вы с самого начала ополчились на Гийара.